ФЕДОР ДМИТРИЕВИЧ КРЮКОВ

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Области Войска Донского в семье станичного казака урядника. Первоначальное образование получил в церковно-приходской школе родной станицы. В 1880 поступил учиться в Усть-Медведицкую гимназию, которую окончил с серебряной медалью в 1888 и в том же году поступил в Петербургский историко-филологический институт, окончил его в 1892.

В 1893 был назначен воспитателем пансионата Орловской гимназии, затем переведен на должность сверхштатного учителя истории и географии Орловской гимназии, где проработал до лета 1905.

  В наказание за рассказ «Картинки школьной жизни», где он с юмором высмеивал школьный быт, Крюков был переведен в Нижний Новгород учителем Нижегородского училища. В Нижнем Новгороде Федор Дмитриевич получил чин статского советника, что в «табеле о рангах» приравнивалось к званию полковника. За успешную учительскую работу получил орден Святого Святослава.

  В 1896 в журнале «Русское богатство», редактором которого был В.Г. Короленко, напечатан первый рассказ Ф.Д. Крюкова «Казачка». Вскоре рассказы и очерки Крюкова о быте донских казаков стали появляться в различных газетах и журналах. С 1905 года писатель включился в общественно-политическую деятельность.

  В 1906 Крюков был избран в 1-ю Государственную Думу от Усть-Медведицкого Округа Области Войска Донского. Вступил в трудовую народно-социалистическую партию. В программе партии заявлялось, что частная собственность на землю и природные богатства безнравственна, земля должна принадлежать всему народу. На заседании в Государственной Думе выступал против использования казаков в полицейских целях, так как это унижает честь казака - воина и защитника Отечества. Вместе с некоторыми депутатами подписал воззвание к народу, в котором высказывалось несогласие с правительством по поводу налогов, закона о земле, о военной службе.

  8 июля 1906 1 -я Государственная Дума была распущена, после чего Крюков уехал на Дон, где вместе со своим другом подъесаулом Филиппом Кузьмичом Мироновым принял участие в митингах в Усть-Медведицкой станицы Области Войска Донского против мобилизации казаков для участия в полицейских целях. Крюков за антиправительственные выступления был осужден на 3 месяца, отбывал наказание в тюрьме «Кресты». После освобождения работал библиотекарем в Горном институте Петербурга, а летнее время проводил в родной станице.

  В 1912 редактировал в журнале «Русское богатство» беллетристику, путешествовал по Волге (после чего написал очерк «Меж крутых берегов»), был в Донецке у шахтеров (очерк «Среди углекопов»).

  В первую мировую войну был военным корреспондентом «Русских записок» на австрийском фронте. На турецком фронте был санитаром 3-его лазарета Государственной Думы. С фронта посылал в газеты свои очерки и рассказы.

  С 1916 подолгу жил в Глазуновской станице. После Февральской революции вышел из состава народно-социалистической партии, так как считал, что России нужна конституционная монархия, зная, какую угрозу для нее представляет «русский бунт». В марте 1917 в Петрограде образовался Союз Казачьих войск. Крюков стал членом Совета этого Союза, принимал участие в создании его программы, в статьях высказывал свои взгляды по казачьему вопросу, настаивая на необходимости возврата демократического казачьего самоуправления - Казачьего Круга. Казаки имеют исторические заслуги перед Россией, завоевали Сибирь, строили поселения на Амуре, охраняли кавказские рубежи России. Крюков совершал поездки по хуторам и станицам Дона, выступал с речами о необходимости отстаивания традиционного метода управления Донской Областью.

  Весной 1917 возродилась деятельность Войскового казачьего Круга, куда Крюков был избран депутатом от Глазуновской станицы. Атаманом Войска Донского на Казачьем Кругу был избран А.М. Каледин, Крюков же вошел в президиум 1 -го Круга и участвовал в составлении грамоты атаману Алексею Максимовичу Каледину. На 6-м Круге создан «Круг спасения Дона», на котором атаманом избрали П.Н. Краснова.

  Началась гражданская война. Крюков принял в ней участие на стороне белых, вступил в войсковую дружину, казаки называли его полковником.

В июле 1918 во время боя за слободу Михайловку был ранен.

После освобождения Усть-Медведицкой станицы от красных, 10 ноября, Крюков печатал свои рассказы и статьи (среди которых было и первое его стихотворение в прозе «Родимый край») в газете «Север Дона».

10 ноября 1918 в Усть-Медведицкой станице отмечался 25-летний юбилей литературной деятельности писателя (и в этом же году «Донская волна» опубликовала его стихотворение в прозе «Родимый край»).

  В августе 1918 в Новочеркасске собрался Большой Войсковой Круг, после парада донских полков начались выборы секретаря Круга. Единогласно избрали Крюкова. Впоследствии он регулярно публиковал сообщения о работе Круга, который утвердил герб, гимн и флаг Казачьих войск.

В апреле 1919 Федор Дмитриевич стал редактором газеты «Донские ведомости», в своих статьях разоблачал массовый террор на Дону, гонения на интеллигенцию, духовенство, офицеров, богатых казаков и крестьян, поддерживал повстанческое движение, Брестский мир считал предательством России. При наступлении Красной Армии на юг, Крюков с частями Белой Армии отступил на Кубань.

  20 февраля (4 марта) 1920 Федор Дмитриевич Крюков умер от сыпного тифа. Его отпевание проходило в Усть-Лабинской станице. По официальной версии похоронен в Новокорсунской станице около ограды монастыря.

Ф.Д. Крюков был великим писателем, певцом Донского Края. Написал много рассказов и очерков.

  Жизнь и творчество Ф.Д. Крюкова как писателя-беллетриста, публициста, политического деятеля трагична. Он был свидетелем и участником событий 1905-1906 года, Первой мировой войны, Февральской революции, Октябрьского переворота 1917 года.

  В его произведениях чувствуется нежная любовь к родному Дону, к природе, к казакам; он достоверно, ярко описывает казачий быт, живую казачью речь. Простота стиля у Крюкова сочетается с добродушным юмором.

  Он любил Россию, как он сам говорил: «Всю, в целом, великую, несуразную, богатую противоречиями, непостижимую... Я болел ее болью, радовался ее редкими радостями, гордился ее гордостью, горел ее жгучим стыдом... Но самые заветные, самые цепкие и прочные нити моего сердца были прикреплены к этому вот серому уголку, к краю, где я родился и вырос... Я любил казака-землероба, повинного долгой воинской работе. Я издали угадывал родную фигуру в фуражке блином в заплатанных шароварах. С лампасами, в чириках, и благодушно смеялось мое сердце при звуках простодушной речи казацкой, трепетно отзывалось на тягучий мотив старинной казацкой песни» (см. Ф.Д. Крюков. «Первые выборы». - «Русские записки», 1916, № 4). «Есть что-то непонятно-влекущее, безотчетно-чарующее в чувстве родины» (см. Ф. Д. Крюков. «На Тихом Дону». - «Русское богатство», 1898, № 10).

  В основу своего очерка «О казаках» Крюков положил наказ донских казаков, принятый в 1906 году на митингах в Усть-Медведицкой станице Области Войска Донского, в которых принимал участие и сам Крюков, и его друг, казачий подъесаул, Филипп Кузьмич Миронов. В наказе казаков содержалось требование о восстановлении прежнего самоуправления казачества - войскового Круга; о выборах атамана среди достойных казаков; о необходимости общинного пользования землей (передача земли казакам в общинной пользование подтверждено грамотой императрицы Екатерины II в 1786 году); о недопустимости частной собственности на землю; о запрете использования казаков в полицейских целях.

ИЗ РЕЧИ Ф.Д. КРЮКОВА

НА ЗАСЕДАНИИ 1-й ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ В 1906 году

  Я как сейчас вижу перед собой эти знакомые фигуры, вижу и молодого казака в чекмене, в шароварах с лампасами, в неуклюжих сапогах, голенища которых похожи на широкие лопухи, и старика, его отца, униженно упрашивающего «его высокоблагородие» принять представленную на смотр лошадку. А «его высокоблагородие», сытый, полупьяный, подчищенный офицер, не принимает лошади, находя ее или недостаточно подкормленной, или обнаруживая в ней скрытые пороки, известные только ему одному. А нижнему чину-казаку и старому отцу его предстоят новые затраты, истощающие хозяйство, новые заботы о сокрушении об исправности снаряжения. Ведь казак на алтарь отечества несет не только свою силу, свою молодость и жизнь, он должен предстать на сей алтарь во всеоружии нижнего чина, в полном обмундировании, на свой счет сделанном, с значительной частью вооружения и даже с частью продовольственного запаса.

КАЗАЧКА

(отрывок)

Наступил Троицын день. Станица загуляла. Яркие, пестрые наряды казачек, белые, красные, голубые фуражки казаков, белые кителя, «тужурки», рубахи самых разнообразных цветов - все это, точно огромный цветник, пестрело по улицам под сверкающим, горячим солнцем, пело, ругалось, орало, смеялось и безостановочно двигалось целый день - до вечера. Дома не сиделось, тянуло на улицу, в лес, в зеленую степь, на простор...

Садилось солнце.

Мягкий, нежно-голубой цвет чистого неба ласкал глаз своей прозрачной глубиной. Длинные сплошные тени потянулись через всю улицу. Красноватый свет последних, прощальных лучей солнца весело заиграл на крестах церкви и на стороне ее, обращенной к закату. Стекла длинных, переплетенных железом церковных окон блестели и горели расплавленным золотом. В воздухе стоял веселый непрерывный шум. В разных местах станицы слышались песни, где-то трубач наигрывал сигналы. С крайней улицы - к степи, так называемой «русской» (где жили иногородние, носившие общее название «русских»), доносился особенно громкий, дружный, многоголосый гам.

Там шел кулачный бой.

НА ТИХОМ ДОНУ

(отрывок)

Родная река опять приковала меня своею невысказанной прелестью тишины и молчаливой думы... <.„> Заснул берег, затихла станица. С луга, как будто замирающий звон колокольчика, доносилась монотонная песня кузнечиков. Ее неясные звуки, идущие из темной, безвестной дали, нескончаемые, неизвестно когда начавшиеся, погружали меня в странное, дремотное состояние, и вызывали в душе смутные, неведомые образы. Картины стародавнего казачьего быта всплывали передо мной...

НА РЕЧКЕ ЛАЗОРЕВОЙ

(отрывок)

Простор и дали под ярким, знойным небом глотают бесследно голоса людей, стук телег, конский топот. Высок шатер и необъятен, и все на жаждущей земле под ним глядит таким игрушечным и маленьким: и яблоньки, и лес далекий, и хуторские домики в садах, овраги на горе, болотца с узкой каймой зелени и хохлатыми чибиска-ми, табун овец и крылья мельниц. Все крошечное и в знойном сиянии дня - томно неподвижное, почти застывшее.

край родной

  Родимый край... Как ласка матери, как нежный зов ее над колыбелью, теплом и радостью трепещет в сердце волшебный звук знакомых слов... Чуть тает тихий свет зари, звенит сверчок над лавкой в уголку, из серебра узор чеканит в окошке месяц молодой... Укропом пахнет с огорода... Родимый край...

  Кресты родных моих могил, и над левадой дым кизячный, и пятна белых куреней в зеленой раме рощ вербовых, гумно с буреющей соломой, и журавец, застывший в думе, - волнуют сердце мне сильнее всех дивных стран за дальними морями, где красота природы и искусство создали мир очарованья.

  Тебя люблю, родимый край... И тихих вод твоих осоку, и серебро песочных кос, плач чибиса в куге зеленой, песнь хороводов на заре, и в праздник шум станичного майдана, и старый, милый Дон - не променяю ни на что... Родимый край...

  Напев протяжный песен старины, тоска и удаль, красота разгула и грусть безбрежная щемят мне сердце сладкой болью печали, невыразимо близкой и родной... Молчанье мудрое седых курганов, и в небе клекот сизого орла, в жемчужном мареве виденья зипунных рыцарей былых, поливших кровью молодецкой, усеявших казацкими костями простор зеленый и родной... Не ты ли это, родимый край?

  Во дни безвременья, в годину смутного развала и паденья духа я, ненавидя и любя, слезами горькими оплакивал тебя, мой край родной... Но все же верил, все же ждал: за дедовский завет и за родной свой угол, за честь казачества взметнет волну наш Дон седой... Вскипит, взволнуется и кликнет клич - клич чести и свободы...

  И взволновался тихий Дон... Клубится по дорогам пыль, ржут кони, блещут пики... Звучат родные песни, серебристый подголосок звенит вдали, как нежная струна... Звенит, и плачет, и зовет. То край родной восстал за честь Отчизны, за славу дедов и отцов, за свой порог родной и угол...

  Кипит волной, зовет на бой родимый Дон... За честь Отчизны, за казачье имя кипит, волнуется, шумит седой наш Дон, - родимый край!

Сергеева Нина Ивановна из альбома «Трагедия Донского казачества»